Туды-Мангу-хан
был похож на быка с вывороченным брюхом; к тому же он был хромой и кривил на
один глаз. И все дети вышли
в отца; одна Гюляш-Ханым росла красавицей. Но Туды-Мангу-хан говорил, что она
одна похожа на него.
Самые умные люди
часто заблуждаются.
В Солгатском
дворце хана жило триста жен, но мать Гюляш-Ханым занимала целую половину,
потому что Туды-Мангу-хан любил и боялся ее.
Когда она была
зла, запиралась у себя, тогда боялся ее хан и ждал, когда позовет.
Знал, каков
бывает нрав у женщины, когда войдешь к ней не вовремя.
А в народе
говорили, будто ханша запирается неспроста. Обернувшись птицей улетает из
Солгатского дворца в Арпатский лес, где кочует цыганский табор Ибрагима.
Попытался было
сказать об этом Туды-Мангу-хану главный евнух, но побелело от гнева ханское око
и длинный чубук раскололся о макушку старика.
Помнил хорошо
хан, что вместе с Гюляш-Ханым пришла к нему удача, — так наворожила ее мать. И
любил хан цыганку-жену, потому что первым красавцем называла она его, когда
хотела угодить.
Улыбался тогда
Туды-Мангу-хан, и лицо его казалось чебуреком, который сочнел в курдючном сале.
И всегда, когда
хан шел на Ор, он брал с собой Гюляш-Ханым — на счастье, чтобы досталось
побольше добычи и была она поценнее.
Один раз добыл
столько, что понадобилось сто арб.
Была удача
большая, потому что Гюляш-Ханым не оставляла хана, даже когда он скакал на
коне.
Но арбы шли
медленно, а хану хотелось поскорей домой. Позвал он Черкес-бея и поручил ему
казну и Гюляш-Ханым, а сам ускакал с отрядом в Солгат.
Весел был хан,
довольны были жены. Скоро привезут дары.
Только не всегда
случается так, как думаешь.
Красив был
Черкес-бей, строен, как тополь, смел как барс, в глазах купалась сама сладость.
А для Гюляш-Ханым настало время слышать, как бьется сердце, когда близко
красавец.
Взглянула
Гюляш-Ханым на Черкес-бея и решила остаться с ним, — обратилась в червонец.
Покатился червонец к ногам бея, поднял он его, но не положил его к себе, — был
честен Черкес-бей, а запер червонец в ханскую казну.
Честным поступком
не всем угодишь.
А ночью напал на
Черкес-бея балаклавский князь, отнял арбы, захватил казну.
Еле успел
спастись Черкес-бей с немногими всадниками.
И повезли
Гюляш-Ханым с червонцами в Балаклаву.
В верхней башне
замка жил греческий князь.
К нему и принесли
казну.
Открыл князь
казну и начал хохотать. Вместо червонцев — в казне звенел рой золотых пчел.
— Нашел, что
возить в казне глупый Туды-Мангу-хан!
Вылетел рой,
поднялся к верхнему окну; но одна пчела закружилась около князя и ужалила его
прямо в губы.
Поцелуй красавицы
не всегда проходит даром.
Отмахнулся князь
и задел крыло пчелы. Упала пчела на пол, а вокруг нее посыпались червонцами все
остальные.
Поднял от
удивления высокую бровь балаклавский князь и ахнул: вместо пчелы у ног его
сидела, улыбаясь, ханская дочь; загляделась на него.
Был красив
Черкес-бей, а этот еще лучше. Светилось на лице его благородство и в глазах
горела страсть.
Околдовало его
волшебство женской красоты и оттолкнул юноша ногой груду золота.
Когда молод
человек, глаза лучше смотрят, чем думает голова.
Схватил ханшу на
руки и унес к себе.
Три дня напрасно
стучали к нему старейшины, напрасно предупреждали, что выступило из Солгата
ханское войско.
Напиток любви
самый пьяный из всех; дуреет от него человек.
А на четвертый
день улетела Гюляш-Ханым из башни. Обернулась птицей и улетела к своим, узнала,
что приближается к Балаклаве Черкес-бей.
Скакал на белом
коне Черкес-бей впереди своих всадников и, услышав в стороне женский стон,
задержал коня.
В кустах лежала
Гюляш-Ханым, плакала и жаловалась, что обидел ее балаклавский князь, надругался
над ней и бросил на дороге.
— Никто не
возьмет теперь замуж.
— Я возьму, —
воскликнул Черкес-бей, — а за твою печаль заплатит головой балаклавский князь.
И думала
Гюляш-Ханым по дороге в Солгат — кто лучше, один или другой, и хорошо бы взять
в мужья обоих, и князя бея и еще цыгана Ибрагима, о котором хорошо рассказывает
мать.
Когда имеешь
много, хочется еще больше.
А балаклавский
князь искал повсюду Гюляш-Ханым и, когда не нашел у себя, пошел, одевшись
цыганкой, искать в ханской земле.
Через горы и
долины шел до Солгата.
На много верст
протянулся город, но не было никого на улицах. Весь народ пошел на площадь к
ханскому дворцу, потому что Туды-Мангу-хан выдавал младшую дочь замуж и угощал
всех, кто приходил.
Радовался народ.
Сто чалгиджи и сто одно думбало услаждали стух, по горам горели костры; ханские
слуги выкатывали на площадь бочки с бузой и бекмесом; целое стадо баранов
жарилось на вертеле.
Славил солгатский
народ Туды-Мангу-хана и его зятя Черкес-бея.
Завтра утром
повезут Гюляш-Ханым мимо мечети султана Бибарса; будет большой праздник.
Думала об этом
Гюляш-Ханым, и что-то взгрустнулось ей. Подошла к решетчатому окошку в глухой переулок и вспомнила балаклавского князя.
— Хоть бы пришел.
И услышала с
улицы, снизу, старушечий голос.
— Хочешь погадаю;
вели впустить. Велела Гюляш-Ханым впустить ворожею и заперлась с нею вдвоем.
— Гадай мне
счастье.
Посмотрела
Гюляш-Ханым на цыганку. Горели глаза безумным огнем, шептали уста дикие слова.
Отшатнулась ханша. Упали женские одежды и к ней бросился балаклавский князь.
Бывает луна
белая, бывает желтая.
Посмотрели люди
на небо, увидели сразу три луны: одну белую и две в крови. Подумали — убили
двух, третий остался.
Вскрикнула
Гюляш-Ханым. Вбежал Черкес-бей. В долгом поцелуе слились уста. Мелькнуло лезвие
ятагана, и покатились две головы любивших.
Оттолкнул
Черкес-бей тело Гюляш-Ханым и женился в ту же ночь на старшей дочери хана.
Теперь от
Солгатского дворца остались одни развалины. Совсем забылось имя Гюляш-Ханым. Но
в осеннюю пору, когда у местных татар играют свадьбы, в лунную ночь видят, как
на том месте, где был дворец хана, встречаются две тени. И спрашивает одна:
— Зачем ты
погубил меня? И отвечает другая:
— Я любил тебя.
|